Путешествия во время пандемии - Владимир Александрович Дараган

кого-нибудь, кто изменит твою жизнь.

— Последняя история грустная, но правдивая. Уезжать приятно — ты уезжаешь к новой жизни, пусть даже ненадолго. А вот провожать грустно. Всегда кажется, что уезжающий поступает правильно, что там лучше, что ты зря не купил билет на тот же поезд.

— Обожаю поезда. Зайдешь в купе, разложишь вещи, смотришь в окно. Там суета, а тут спокойно. Уже ничего от тебя не зависит. Вот дернулся поезд, за окном поплыли фонари, приходит проводник, спрашивает о еде на ужин и завтрак. А ты, как барин, тычешь пальцем в строчку меню, где написано «овсяная каша» и уточняешь время завтрака. Потом начинаешь разговор с попутчиком — это самое интересное. Ведь ему можно рассказать то, что даже себе боишься сказать. Вот крошечные этюды о попутчиках.

Попутчик первый

Он работает в банке и живет очень правильно. Семья на первом месте, в телефоне распорядок дня и цитаты на все случаи жизни.

— Любовницы — это значит двойная жизнь. Постоянное вранье, надо держать в памяти, что говорил вчера, позавчера… А память у меня занята работой.

Потом длинная лекция, что молодежь уже не та, что курорты, машины и тряпки — это не главное в жизни. Перед тем, как лечь спать, долго разглаживает рукой одеяло и взбивает подушку.

Попутчик второй

Владелец крупного бизнеса. Хотя… в поезде мы все немножко герои. Машины у него нет. Долго с цифрами объясняет, что на такси перемещаться выгоднее. Зато у него «яблочные» часы последней модели. Замечает у меня дешевые часы. Говорит:

— Роман Абрамович сделал замечание сотруднику, когда увидел у него дешевые часы. Сказал, что он недостаточно богат и известен, чтобы позволить себе носить такую дешевку.

Зачем такое сказал? Сам он едет в санаторий, куда приезжает его любовница.

— А как иначе расслабляться?

В вагон-ресторан он не пошел. В запасе бутерброды с колбасой и свежие огурцы. Ведь неизвестно, чем в ресторане кормят, а это он сам приготовил.

Попутчик третий

Руководитель группы программистов, которые занимаются переводом устной речи в печатный текст. Пытаюсь начать профессиональную беседу, но на отдыхе он не обсуждает рабочие проблемы. Из соседнего купе приходят жена с дочкой, они садятся смотреть на ноутбуке юмористическое шоу. Им весело, хохочут, дочка повизгивает. Я выхожу в коридор, посмотреть в окно.

Попутчик четвертый

Вернее, попутчики. Мама с сыном едут из Питера. Обсуждают музеи, царей и интерьеры дворцов.

— А я видел у наших олигархов дома не хуже, — говорит сын.

Мама молчит, потом переводит разговор на ресторан, где они сегодня пообедали. Не царский, конечно, но тоже неплохой.

Попутчик пятый

Это попутчик господин Никто. Пустое место. Я один в купе. Приходит проводник.

— Вагон полупустой, я не буду никого к вам подселять. Вижу, что вы пишете, вам так будет спокойнее.

Этого я не понимаю. Места выбираются при покупке билета, что может изменить проводник? Говорю спасибо, хотя от интересного попутчика я бы не отказался.

Прощаясь, оставляю ему хорошие чаевые.

— В поездах, да, попутчики. Можно поболтать, вместе выпить. Это не автобусы с метро. Там ты никому не интересен, никто тебя не замечает.

— Я в Москве почти каждый день езжу на трамвае номер 17. Есть у меня короткое эссе на трамвайную тему.

В трамвае

Это неправда, что в трамвае ты всем безразличен.

Тебя ненавидят, если мешаешь выходу, если пересек чье-то личное пространство. Но тебе могут помочь с валидатором, подсказать остановку, могут даже уступить место, если ты стар и болен. Кто-то даже оценивающе посмотрит — может ты на что-нибудь сгодишься? Если кому-то скучно, то может завязаться разговор. Ни к чему не обязывающий. Вы же просто попутчики.

Трамвайная правда одна — ты вышел, и про тебя забыли. Как и не было тебя.

Все мы попутчики. Как в трамвае.

— Хорошо, поездили в поездах и трамваях. Ты заметил, что наша беседа хаотична, нас бросает от науки к стебу, от стеба в философию, от философии в лирику…

— Наша беседа похожа на работу нашего мозга. Давай поговорим об этом.

Мозг о самом себе

Миннеаполис, небоскреб в центре города.

Однажды мы беседовали с другом-физиком. Ругали современную науку, как обычно.

— Ничего наука не может, — сказал друг-физик. — Мыслим мы примитивно, а компьютеры создали еще примитивнее.

— Ага, — сказал я с умным видом. — И вот почему.

Как мы запоминаем

Если июньским вечером подойти к реке и как следует осмотреться, то вы увидите красноватое небо, темный лес и серо-розовую воду. Если принюхаетесь, то почувствуете запах теплой воды и каких-то цветов, название которых, вы никогда не запомните. И еще услышите, как в камышах орут лягушки, почувствуете, как вас начали кусать комары. И еще забурчит живот, требуя горячих котлет с вареной картошкой. И всю эту дурь наш бедный мозг должен запомнить. Начиная с красноватого неба и кончая бурчащим животом. И всю эту совокупность информации я назову «фрэймом». И таких фрэймов мы помним миллиарды.

И ничего другого наш мозг не запоминает. Даже когда мы учим стихи, то запоминаем фреймы, где черные буквы на белой бумаге, или шевеления нашего языка, или смутные ассоциации, которые возникают при прочтении строчек.

Как мы вспоминаем

Вспоминаем мы ассоциативно. Нам скажут слово «закат» — и понеслись фрэймы перед глазами, которые ассоциируются с этим словом. Нестись перед глазами — это значит возбуждать те нервные клетки, куда приходят сигналы от наших глаз. Эти клетки я назову экраном. Туда сигналы приходят или от самих глаз, или из коры головного мозга, т.е. с другой стороны. Так мы вспоминаем картины с закрытыми глазами и так мы видим сны.

Если вспоминаем только изображение, то видим кусок фрэйма, где записана картинка. Если поднапрячься, то услышим звуковую запись. Тогда нашей корой возбуждаются клетки, куда приходили сигналы от наших ушей. Так глухой Бетховен мог писать музыку.

Как мы думаем

Допустим, нам надо решить задачу по математике. Мы смотрим на условие, и начинают работать ассоциации. Мелькают фрэймы, и по сигналу лучше-хуже из центра управления (есть такой) мы отбрасываем лишнее или оставляем то, что нам надо. И так постепенно, шаг за шагом, скрипя мозгами, мы находим решение.

Как думают гении

У обычного человека смена фрэймов медленная, и они, как правило, проектируются на экраны в нашей голове. У гения смена фреймов часто идет без проекции на экраны. Там сразу высвечивается конечный результат. Спросите ученого, художника или писателя, как они создали что-то особенное. В ответ услышите невнятное бормотание. Весь процесс прошел без проекций на экраны, и они сами ничего не могут понять.

Ну и что?

Та наука, которую придумали люди, не годится для описания процесса мышления. Всякие там арифметика, алгебра — слишком примитивны. Нужен совсем другой язык и другая математика для описания фрэймов, экранов и ассоциативного мышления. Сейчас все компьютеры основаны на простейшей логике и арифметике. Поэтому они такие слабые по сравнению с мозгом. Если язык и математика фрэймов будут разработаны, то это может явиться базой для совершенно других компьютеров и роботов.

— А это общепринятая модель мышления?

— Нет, конечно. Я пытался моделировать работу мозга на домашнем компьютере и получил нечто похожее, о чем рассказал.

— Ох уж эта наука! Ничего у вас нет устоявшегося.

— Наука иногда бывает полезной. А ты знаешь, как она начинается? Вот, послушай.

Как рождается новая наука

Скучно, господа, скучно!

Трудно придумать более скучное занятие, чем двигать вперед науку.

Вот ты приходишь юным и чистым студентом в лабораторию, и тебе дают тему.

Хотя тема — это громко сказано!